Эта лекция была прочитана Хайнцем Кохутом 22 ноября 1974 года для студентов Чикагского университета психоанализа. В данной лекции Кохут рассказывает об интроспекции и эмпатии как методе и процессе, а не «технике». Он говорит, что несовершенство в методе неизбежно, и стремление к усовершенствованию – лучшее, что мы можем сделать. Кохут обращается к своим ранним статьям, и подчеркивает, что аналитик является эмпатийным, и что эта когнитивная деятельность определяет анализ. Он показал, что нет другого способа аналитического наблюдения, кроме эмпатии, что нет никакого другого способа узнать психологические данные, кроме как через интроспекцию и эмпатию.
Также в этой лекции Кохут рассматривает и противопоставляет влечение и самость. С точки зрения Х. Кохута, сдвиг акцентов о первичности самости имеет огромное клиническое значение. Он защищает свою теорию, считая ее полностью в духе психоаналитической традиции. Кохут считает, что смещение акцентов, которое он предложил, ничего не выбрасывает из предыдущей классической теории психоанализа, предложенной З. Фрейдом, а только ее дополняет. Говоря о самости, Кохут задается вопросом, остается ли он в рамках теории либидо. Он развивает эту тему, говоря, что он только уточняет некоторые моменты, детализирует, и что его теория полностью совместима с классическим пониманием теории либидо.
Перевод с английского Евграшина М.В.
Кохут: Хорошо, давайте начнем. Остались ли какие-то вопросы, касающиеся наших прошлых встреч? Да, д-р Л.
Кандидат: Мне хотелось бы узнать о разнице между стыдом и виной, а также получить исчерпывающую информацию о либидо и нарциссических аспектах по этому вопросу. У меня также есть несколько вопросов о мазохизме. Я надеялся, что кое-что из этого будет обсуждаться.
Кохут: Да, хорошо. У кого-нибудь еще есть темы для обсуждения?
Кандидат: Мне было бы интересно узнать о вашем использовании термина перенос. У меня сложилось впечатление, что он в значительной степени был ограничен аналитической ситуацией и что он не может быть введен в любую другую область. Тем не менее, вы, кажется, используете его в более широком смысле. Вы выводите его из психоаналитического контекста.
Кохут: Хорошо. Кто-то еще хочет добавить другие предложения по темам? Они не должны быть ограничены спецификой моих интересов — Я не так уж и ограничен в моих интересах. Да, мои статьи и книги были посвящены одному направлению в последние годы, но это не значит, что меня не интересует ничто другое. Так что я не думаю, что вам нужно ограничивать себя.
Кандидат: Еще одна область, о которой, может быть, важно поговорить — это психология самости и некоторое представление о характере процесса интернализации.
Кохут: Я не совсем понял, что вы сказали перед тем, как сказать характер процесса интернализации. Вы имели в виду что-то конкретное?
Кандидат: Да, с точки зрения предыдущих тем психологии самости мне бы хотелось уточнить концепцию развития самости.
Кохут: О, я понял. Хорошо. Что-нибудь еще? Мы собираем темы. Есть что-нибудь конкретное, что вы думаете, было бы полезно услышать? Не обязательно прямо сейчас, может в будущем?
Кандидат: Я надеюсь, что мы вернемся к тому, на чем остановились в конце первой лекции, когда вы начали говорить о соподчиненной позиции психологии самости.
Кандидат: Я хотел бы услышать больше о том, как концептуально можно интегрировать теории развития либидо и объектных отношений в нарциссические расстройства так, как вы делали в прошлый раз с механизмом паранойи. Мне показалось интересным, как ваше толкование паранойи соотносится с толкованием Фрейда, и как оно может быть интегрировано, чтобы улучшить наше понимание развития синдрома.
Кохут: Вы задали мне немало работы. Хорошо, чтобы ответить на все вопросы по всем темам, которые вы предложили, может и года не хватить. Но мне кажется, что некоторые вопросы взаимосвязаны, по крайней мере если рассматривать их более широком смысле. Давайте возьмем последний вопрос первым, так как я думаю, что с ним связаны и некоторые другие вопросы. Как представление о нарциссических нарушениях, касающееся дефектов самости, вписывается в рамки теории либидо. Как только идет речь о нарциссизме, само использование этого термина приводит к теории либидо. Что бы мы ни говорили о проблемах нарциссических нарушений личности в терминах нарциссизма, несмотря на введение определенных уточнений, и некоторых изменений, и даже значительных изменений — мы по-прежнему остаемся в рамках теории либидо. Конечно, вы оказываетесь в затруднительной ситуации, когда начинаете говорить о теории либидо. Прежде всего, вы должны спросить себя, что вы на самом деле знаете о либидо. Невозможно, прослушав курс психоанализа в течение одного-двух лет, не признавать на какой зыбкой почве мы находимся, когда даем определения некоторым основным понятиям психоанализа. Что такое либидо? Понятно, что с одной стороны можно дать слишком конкретное определение, с другой стороны можно стать на скользкий путь, когда остается мало пользы от определения. Обозначает ли это понятие что-то биологическое, как я думаю, Фрейд и был склонен постулировать? Говорим ли мы о либидо только потому, что некоторые соматические проявления, в основе которых лежит либидо, до сих пор не найдены или еще не были химически изолированы, но которые надеемся когда-нибудь найти? И будет ли психологический подход в будущем заменен биохимией или какой-либо другой наукой, которая имеет отношение к биохимии? С другой стороны, есть те, кто говорит об основных понятиях психоанализа на таком абстрактном уровне, что эти понятия не более чем систематизация принципов или способов мышления, способов обсуждения случайного поведения, и затем понятия становятся настолько скользкими, что кажется, что они ускользают от нас. Среди большого количества этих проблем я всегда чувствовал, что мы должны держаться за соблюдение нашей деятельности, держаться за описание того, что мы действительно делаем. Мы должны сосредоточить наше внимание на материале, который мы действительно наблюдаем, и мы должны брать не только ту часть нашей теории, которая более или менее близка к наблюдаемым данным, но также и ту часть, которая находится довольно далеко от того, что мы можем непосредственно обнаружить, и еще более высокий уровень абстракции и обобщения фактических данных, с которыми мы имеем дело. И, как вы знаете, я давно высказал убеждение, что фактические данные, с которыми мы имеем дело, являются психологическими данными, психологически воспринимаемыми данными. Мы не воспринимаем биохимические данные. Наши данные не могут перейти на новый уровень, мы должны иметь с ними дело в том виде, в котором мы их воспринимаем, даже если наши представления далеки от наших наблюдений. Как вы помните, я давно понял, что метод наблюдения, основанный на интроспекции и эмпатии, который мы имеем в нашем распоряжении, находится в самом центре теории глубинной психологии, что и определяет сам характер психоаналитической теории. Моя старая статья по интроспекции и эмпатии — в большей степени непонятая работа, хотя на самом деле в ней нет ничего, насколько я могу видеть, что не поддается пониманию. Мне кажется, некоторые читатели всегда считают, что в этой статье я призываю аналитиков быть эмпатийными, или что я рекомендую, чтобы они были интроспективными. Другими словами, некоторые люди считают, что эта работа касалась вопросов, связанных с техникой, или, что она рекомендует определенный вид поведения аналитика и аналитического исследователя. Это не так. То, что я хотел сказать, что в аналитической работе интроспекция и эмпатия играют важную роль, что анализ без интроспекции и эмпатии немыслим. Это не был совет терапевтической позиции. Не было так, как будто я сказал, что аналитик должен быть эмпатийным — Я сказал, что он является эмпатийным, и что эта когнитивная деятельность определяет анализ. Я говорил, что нет другого способа аналитического наблюдения, кроме эмпатии, что нет никакого другого способа узнать психологические данные, кроме как через интроспекцию и эмпатию.
Единственное, что я теперь добавлю к этим простым базовым моментам, которые я сделал почти двадцать лет назад, это то, что я, возможно, стал еще более твердо уверен в теоретических умозаключениях на предмет того, что основная деятельность, которую аналитики выполняют — это эмпатическое наблюдение. С тех пор как мы имеем дело с данными об интроспекции и эмпатии, с тех пор как мы имеем дело с данными, которые мы наблюдаем этими средствами, или на основании такого рода отношений, я представляю мои данные в соответствии с тем, что они лежат в контексте интроспекции или эмпатического восприятия мира. Когда я, например, говорю о нарциссизме, или наоборот, когда я говорю о объектных отношениях, будь то объект любви или объект ненависти, речь идет не о физическом или воображаемом отсутствии другого человека или других людей, в первую очередь, или присутствии другого человека или других людей, во вторую очередь. Речь идет о том, воспринимается ли другой как часть себя или как отдельный от себя. Другими словами, основной вопрос моего различия между нарциссизмом и объектной любовью не в различии между нарциссизмом и объектными отношениями. Вопрос объектных отношений — иллюзорен по той простой причине, что наиболее важные нарциссические переживания имеют отношение к другим людям. Это важный вопрос, однако, если кто-то спрашивает, имеет ли он отношение к этому, потому что он является источником или ресурсом самооценки, потому что он тот образ величия, с которым он хочет слиться, частью которого он хочет стать или, с другой стороны, любит ли (или ненавидит) он отдельный объект. Это правда, что даже вначале другое лицо вовлечено, поскольку социальная реальность все еще оказывает влияние, так как внутренний интроспективный опыт играет немаловажную роль, мы имеем дело с самостью. Именно поэтому я ввел термин объекты самости, чтобы главным образом это прояснить. Теперь, так как мы используем концептуальную основу нарциссизма, и применяя ее к наблюдаемому явлению, мы все еще остаемся в рамках теории либидо. Как я уже сказал, это может быть теория либидо, которая с моей точки зрения приобрела детальность. Это теория либидо с одной стороны четко основывается на данных эмпирического исследования инструментами интроспекции и эмпатии, и в то же время эта теория не имеет ничего общего с любым биохимическим эквивалентом понятия либидо. В будущем, может быть, станет возможным установить биохимические эквиваленты интроспективного опыта, который в настоящее время можно выразить только в психологических терминах (например, в терминах теории либидо), но в настоящее время мы должны признать, что то, что мы наблюдаем — это определенный интроспективный и эмпатический катексис психических представлений, и что мы обобщаем некоторые их аспекты, говоря о либидо, агрессии, влечениях. Мы можем признать, что у нас есть влечение, и что оно может быть сильнее или слабее, мы можем признать, что это влечение имеет определенное направление, и мы можем описать его, и мы сопоставляем влечение и определенные процессы во внешнем мире. Мы говорим об энергетических процессах во внешнем мире, когда есть движение, когда за ними стоит какое-то давление, когда работа должна быть сделана, когда мы видим процессы, разворачивающиеся в определенном направлении, в определенном порядке. И метафорически мы сопоставляем интроспективно катектированные представления и, путем абстрагирования дальше, говорим о психической энергии. Но мы имеем дело с психологическим миром, с интроспективно и эмпатически катектированным миром, и абстракции — это кодовые слова для этого психологического мира. Другими словами, я принимаю психологическую жизнь серьезно, именно как психологическую жизнь. Для многих людей очень трудно принять такой образ мышления. Эти трудности часто подкрепляются с философскими аргументами, но я думаю, что они берут начало именно в традиционных взглядах, которых придерживаются умы ученых 19-го и начала 20-го веков, которые не верили и до сих пор не могут поверить, что психологическая наука возможна. Конечно, это трудно для интроспективно-эмпатической науки достигнуть согласия в подтверждении правильности данных. В наблюдении множество ошибок, это легко может ввести в заблуждение. Все, что я могу сказать, что эти данные — это все, что у нас есть, и что мы должны делать все возможное с тем, что у нас есть. Мы должны узнать, какие есть гарантии защиты от ошибок в нашем наблюдении, но мы не можем от него отказаться, потому что тогда мы отказываемся от всего. Я попытался определить нашу науку как интроспективную и эмпатическую науку сложных психологических состояний. То, к чему мы стремимся, когда сталкиваемся с этим миром интроспективного и эмпатического опыта, — это создание какого-то порядка, создание какой-то систематизации. То, что мы используем термины, которые взяты из не-интроспективных физических наук, на мой взгляд, вполне допустимо. Это терминологическая аналогия не будет вредить нам до тех пор, пока мы знаем, что мы делаем, и с какими явлениями имеем дело. На самом деле, это не нанесло ущерб физическим наукам, что некоторые их термины используются по аналогии с психологическими. Термин энергия все-таки первоначально относится к человеческому труду. Это то, что люди делают: ergon подразумевает работу, в частности работу фермера в поле. Это происхождение не нанесло никакого вреда абстрактному значению термина энергии в физических науках. Вполне целесообразно использовать термины, заимствованные из других наук, потому что мы их уже знаем, — до тех пор, пока они надлежащим образом определены в конкретных рамках, где они используются.
Но вернемся к вопросу законности интроспективно-эмпатической науки сложных психологических состояний. Реальность по своей сути непостижима. Вы, наверное, уже слышали это от меня, и вы, вероятно, услышите это от меня снова. Мы не знаем, что такое реальность. Все, что мы знаем, это то, что мы чувствуем. Мы полагаемся на чувства. И тем не менее, опираясь на наше чувственное восприятие, мы предполагаем, что у нас нет иллюзий, мы предполагаем, что, когда другие люди сообщают нам, что у них есть подобный опыт, мы имеем дело с чем-то достаточно надежным, куда мы можем попытаться привнести какой-то порядок, и поэтому мы стараемся как раз навести порядок в нашем чувственном восприятии через наши теории и гипотезы о внешнем наблюдаемом мире. Все, что я утверждаю сейчас, что психоанализ в своих лучших проявлениях делает точно то же самое со всеми сложностями, он исследует психологический мир, мир внутренней жизни, мир внутреннего опыта человека. Мы должны серьезно принять реальность внутреннего опыта. Наряду с тем, что это возможно доказать, очень трудно быть уверенным, что вы и я разделяем те же ощущения, когда я говорю, что эта стена желто-зеленая, и вы говорите, что стена желто-зеленая, мы все еще полагаемся на то, что мы говорим об одном и том же. Когда мы наблюдаем пациентов эмпатически, когда мы наблюдаем интроспективно за собой, когда подобный опыт есть у вас и у меня, мы можем признать, что существует много источников ошибок, но благодаря тяжелой работе и постоянным попыткам мы защищаем себя от предубеждений, мы можем бороться с этими ошибками. Понятно, что существуют очень специфические трудности в наблюдении за областью сложных психических состояний, с которыми не сталкиваются науки, которые имеют дело с наблюдением за физическими явлениями внешнего мира. Тем не менее, у нас есть одно явное преимущество в наблюдении за внутренним миром других, которого у нас нет, когда мы наблюдаем внешний мир. Это преимущество в том, что по своей сути, наблюдаемый подобен наблюдателю. Таким образом, последовательное интроспективное исследование себя дает возможность подготовиться к более последовательному и более надежному восприятию внутренней жизни других людей, используя свой глубокий опыт эмпатического аппарата. Да, наши наблюдения по-прежнему полны ошибок, полны возможностей ошибок — но наша наука еще очень молода. Были допущены ужасающие ошибки, и все еще будут допускаться в физических науках, но не остается ничего другого как работать, улучшать и исправлять. Совершенства не существует. Существует только стремление к совершенству. Существует только направление в науке, а не абсолютный результат.
Теперь вернемся к вопросу о нарциссизме в теории либидо. Пока мы говорим о нарциссическом феномене, мы используем теорию либидо. Находясь в теории либидо, наше представление о нарциссизме, возможно, несколько отличается от традиционного, но мы все еще в концептуальных рамках теории либидо. И пока мы остаемся в концептуальных рамках теории либидо, нам доступен важный элемент — его можно было бы назвать ключевым концептуальным приемом психоаналитической теории — мы можем использовать термин, понятие катексис. Мы можем объяснить, как что-то более или менее катектировано с особой формой интенсивности — с зарядом, с либидинальным зарядом. Теперь встает вопрос, на который необходимо ответить, когда мы говорим о самости и ее катексисе, остаемся ли мы полностью в области теории либидо. Очевидно, что да, до определенного момента. Концепция либидинально катектированной самости может оказаться неким отклонением от предыдущих способов концептуализации, но это не выводит ее за пределы обычных рамок. Например, когда мы говорим, что интроспективно-эмпатическое наблюдение не подтверждает тот факт, что существует простая связь противоположного или антагонистического или обратного между объектным либидо и нарциссическим либидо, между объектной любовью и нарциссической поддержкой, между катексисом объектов и катексисом самости, то мы просто уточняем или корректируем кое-что в предыдущей теории, при этом не отказываясь от предыдущей теории. В конкретном приведенном примере мы уточняем предыдущую теорию, когда говорим, что пока некоторые явления не могут быть так описаны.Таким образом старая теория должна применяться по-разному, но мы все еще мыслим в установленных концептуальных рамках. Когда мы говорим о становлении самости, например, в целом мы остаемся в рамках классической теории, т. е. мы применяем динамическую, генетическую и структурную точки зрения. Мы говорим, что самость должна быть либидинально катектирована, что человек должен быть способен любить себя, что самоуверенность — это способность катектированной самости, и мы также говорим, и это критический момент, что эти психические акты катектированной самости не противопоставляются, они не ослабляют и не уничтожают сильную любовь человека к другому человеку. На самом деле, наблюдение скажет нам, что интенсивные переживания любви идут рука об руку с повышенной самооценкой — по крайней мере, они не обязательно приводят к снижению самооценки. Так, в определенных пределах психология самости достаточно хорошо вписывается в рамки слегка измененной теории либидо. Например, мы можем описать переплетение объектно-либидинальных и нарциссических сил, и мы можем увидеть их взаимное влияния. Все эти вещи по своей сути совместимы. Подумайте, например, о таких вопросах, как развитие сексуального либидо в изложении Фрейда в трех очерках по теории сексуальности, классическая, фундаментальная работа по развитию либидо. Фрейд говорит о влечениях, об их физических источниках, целях, объектах, их интенсивности и направлении, он описывает влечения по отношению к участию основных телесных зон, эрогенных зон, и он обращает внимание на то, что влечения по большей части определяются врожденными данными. Он считает их генетическими в биологическом смысле, то есть, что конкретная предсказуемая последовательность определяет, какая ведущая зона тела содержит наибольшее количество либидо в любой момент времени, и что эта последовательность разворачивается по определенному сценарию и придерживается биологических факторов в любой культурной среде. Сначала идет оральное либидо, далее — анальность, и это биологический процесс. Нельзя сказать, что культура наложила эту последовательность на ребенка, скорее культура — сначала выкармливание, потом приучение к туалету — последовала примеру естественно разворачивающейся биологической последовательности. Хотя на сегодняшний день хронологическая первичность оральной зоны описана, я думаю, мы могли бы совсем немного подискутировать на эту тему. То же самое относится к хронологической позиции анальной зоны, т. е. время приучения к туалету является еще более открытым вопросом. Фрейд мог бы сказать, что на оральном этапе существует врожденная либидинизация из анальных и уретральных областей, что либидинизация речевого аппарата приводит к развитию речи, и что тогда культура, образовательное окружение, приспосабливается к развивающим предопределенным факторам, то есть потребностям ребенка. И в целом я думаю, что это были правильные выводы, и что они имеют большое значение. Однако, эти зоны тела и виды деятельности, которые им соответствуют, затрагивают очень базисный психологический опыт. Мы имеем дело с опытом, который имеет отношение конкретно к описанным зонам тела или, в терминах интроспективной и эмпатической психологии, мы имеем отношение с опытом, который ограничен сферой внимания к этим зонам тела. Пока мы ограничиваем наше внимание на этих конкретных зонах тела, мы имеем дело с очень простым опытом. Тем не менее, объясняющая сила из этих теорий была велика. Возьмем, к примеру, удивительное открытие, что некоторые очень сложные психологические отношения в более позднем возрасте могут быть соотнесены с базисным опытом в период раннего психологического созревания. Согласно Фрейду (и Абрахаму), такие сложные характерные особенности взрослых как скупость, аккуратность, и щедрость, имеют отношение к некоторым специфическим способам такого простого опыта, как у ранних ощущений вокруг анальной и оральной областей. Этот опыт помогает объяснить очень сложные взрослые установки. Они объясняют, например, те установки, которые мы имеем в виду в дальнейшей жизни, когда мы говорим, что так и так, это скупой парень, прижимистый парень. Теперь есть один вопрос: правильна ли такая теория? Я думаю, да. Существует огромный материал, доступный при наблюдении снова и снова, который позволяет нам сказать, что по крайней мере в некотором роде это правильно. Другой вопрос, достаточно ли этого? На это я бы сказал нет. Я не верю, что такие установки как скупость или щедрость достаточно объяснить, ссылаясь на удерживающую анальность или удовлетворяемую оральность. Почему я так говорю? Давайте сравним психологию самости с психологией влечений, используя аналогию органической и неорганической химии, и как они используются для объяснения биологических явлений. Нельзя сказать, что неорганическая химия ошибочна. И, кроме того, органическая химия не могла появиться без неорганической химии, которая была первой. Далее, верно также и то, что есть некоторые очень сложные явления в биологической сфере, которые могут быть объяснены без использования органической химии, они не требуют объяснений с помощью органической химии. Есть несколько очень сложных органических состояний, весьма сложных заболеваний, таких как, например, йоддефицитный гипотиреоз, где сталкиваются с основной проблемой, когда отсутствие одного единственного неорганического элемента является причиной заболевания. Конечно, существует много других важных вещей, о которых можно было бы сказать то же самое, которые могли бы содержать размышления насчет органической химии, но основное клиническое превосходство достигается за счет открытия отсутствия одного неорганического элемента и его восстановления в сложных биологических условиях. Но это исключение. В целом, одной неорганической химии было бы недостаточно для объяснения большей части органических заболеваний — даже понимание органической химии само по себе требует четкого понимания, и настойчивого изучения неорганической химии. Теперь, я не верю, что различие, которое я здесь нарисовал, дает ясную картину отличий между психологией влечений и психологией самости. Психология влечений значительно сложнее, чем неорганическая химия. По крайней мере, психология влечений с поддерживающей концепцией структурной психологии, теорией сублимации, теорией защиты, является теорией, которая основана на комплексной концепции психического аппарата. Она допускает формулировки гораздо большей сложности, чем предложенные аналогии с неорганической химией. Тем не менее, аналогия дает правильное понимание характерной разницы, если не степени разницы, психологии влечений и психологии самости.
Вернемся снова к более специфической теме: анальность, или, что еще более специфично, анальность и какое она имеет отношение и как связана с такого рода явлением, которое мы привыкли называть анальный характер. Понятно, что недостаточно размышлять о генетических определяющих этого комплекса характерологических состояний взрослой жизни исключительно с точки зрения стимуляции анальной слизистой оболочки. Анальное эротическое возбуждение является элементом, но только одним элементом в общем опыте. Важным моментом является нечто совсем, совсем другое. Вот к чему мы пришли, говоря об анальности, опыт ребенка состоит не только в простом опыте телесной анальной стимуляции. Повышенный анальный опыт раннего детства не является первичным обусловленным влечением, а довольно регрессивным состоянием после гораздо более сложного неудачного опыта. Нормальное развитие, другими словами, не может быть как следует описано в терминах развития влечения, но оно всегда должно быть описано в терминах, которые объединены в более широкие группы, где влечения играют особую роль. Но простой одиночный опыт влечения, особенно когда он связан с отдельными частями тела, это уже продукт дезинтеграции более сложных переживаний раннего детства. Давайте вернемся к опыту анальной фазы. Я не верю, что он начинается с гипер-стимуляции анального прохода. Я думаю, что он начинается со сложного взаимодействия между матерью и ребенком вокруг акта дефекации, и что все зависит от того, насколько успешным или неудачным был опыт взаимодействия между матерью и ребенком вокруг данного акта. Когда мать реагирует на фекальные «подарки» ребенка или на то, что он сходил куда нужно, или на улучшение способности ребенка контролировать свой сфинктер, она не реагирует на анальный проход или сфинктер, она даже не реагирует на фекалии, она реагирует на Чарли, Лизу, Тома, Сью, включая его или ее приятный «подарок», и включая его или ее развивающиеся способности. Другими словами опыт, который он или она получает из всего этого, — это опыт самости анального периода, или, позвольте мне сказать, даже самость в области анального опыта. Чарли чувствует: я великий, я могу положить эти вещи здесь. Конечно, «эти» — это чудесные фекалии и они делаются где-то там, но реальный результат — блеск в глазах матери от его поступка или ее недовольство его работой, и бесчисленное количество вариаций таких переживаний. Однако, если у нас есть мать с нарушениями личности, которая действительно неспособна эмпатически относиться к этой фазе созревания, чтобы сказать: мой Чарли сейчас это делает, и раньше он делал это, и я знала, что он может сделать это, я знала, что произойдет, но это мой ребенок, и я позвала его по имени, и я очень горжусь им. Это совсем другое. Если она не может сделать этого, а реагирует только на продукты выделения, на фрагментарные аспекты всего Чарли, если она реагирует с сильным интересом только на анус или фекалии, то она способствует фиксации, как мы называем это с точки зрения теории либидо, не потому, что эта проблема так удовлетворяется в данный конкретный момент, а потому что удовольствие самости именно этого периода развития не поощряется и не поддерживается его матерью. И даже навряд ли, что мать очень заинтересована в фекалиях, или очень заинтересована в анальной области, это может быть или не быть. Она может просто не быть в состоянии реагировать на всего ребенка, на полноту его анального поведения, которое происходит в момент его главного, наиболее значимого, проявления. Позднее будет что-то еще, это будет его успешный бросок в бейсбольном матче, и когда он придет домой, если на этого анально фиксированного Чарли, или Сью, или Тома не реагируют, то он будет впадать в депрессию. Его самость станет декатектированной, специфическая связность самости, которая концентрируется вокруг этого специфического действия, будет фрагментирована на части снова, и в этой фрагментации, в этом специфичном частичном разрушении самости, он отклоняется от удовлетворения полноценной работы самости к интенсивному, но ограниченному либидинальному удовольствию специфической эрогенной зоной.
Эти патологические продукты дезинтеграции, однако, не должны сбиваться с толку счастливыми случаями основной биологической активности. Шаг вперед в развитии опыта взаимодействия с окружающим миром является неотъемлемой частью «органической химии» опыта связной самости. И специфика самости, которая относится к каждой конкретной фазе развития, не является изолированным физическим ощущением, а образует большой эмпирический блок с резонирующим реагированием и с положительным опытом взаимодействия объектов самости. С чем мы имеем дело, когда сталкиваемся, скажем, с анальной фиксацией в более позднем возрасте, например, в форме символического выражения сдерживания фекалий или фекальной мастурбации — стул удерживается внутри прямой кишки и в анальной области, а не отпускается? С чем мы имеем дело, когда сталкиваемся с длительным анальной мастурбацией ребенка? Это психологические продукты дезинтеграции, проявления фрагментов не отвечающей на депрессию самости, которая пытается вытеснить некоторую часть доступного для этого удовольствия, которая пытается подтвердить свое существование таким специфическим образом, потому что у нее не было опыта радости от принятия себя целиком. Другими словами, я вижу эту часть психического развития не как первичное анальное влечение, которое постепенно сублимируется в нечто более сложное и более зрелое. Я думаю, все обстоит иначе. Я рассматриваю первичный опыт как сложный несексуальный для всей самости, который предлагает себя объектам самости, а когда или если это не удается, мы наблюдаем более ограниченный интенсивный вклад в продукты дезинтеграции, что вызывает чувство удовлетворения у здоровой (анальной) самости. Теперь вы можете признать, что хотя все это немного отличается от классического представления и даже если это имеет несколько другой уклон, это более органическая, чем неорганическая психологическая химия, если вы еще раз позволите мне эту аналогию. Это все еще не очень далеко от точки зрения, которую предусматривает классическая теория либидо, потому что мы все еще говорим об отношении самости к объектам самости в психодинамических, психоэкономических и структурных терминах. Разумеется, анальный опыт и связанное анальное либидо уже не считаются первичными психологическими структурами — но мы все еще говорим о самости, как о структуре, структуре, которая катектирована либидинальной энергией, и мы говорим, что ее катексис специально зафикстровался около этой конкретной фазы созревания — «анальной фазы» — через принятие либидинального ответа матери. Одобрение объектов самости и интерес, который ему отвечает, приводит к повышенному нарциссическому состоянию, укрепляющемуся анальной самостью. Все эти формулировки можно рассматривать как лежащие в рамках теории либидо, хотя и в рамках специального раздела теории либидо, которая занимается развитием нарциссизма, рассматривает развитие личности (самости). Вплоть до этого момента, такие отличия как новые формулировки могут показаться вам, и что важно, как я действительно полагаю, изменениями, которые были вызваны новым значением самости, но я подчеркивал ранее, базовые рамки классической теории сохраняются.
Я не буду отрицать, однако, что сдвиг акцентов о первичности самости имеет огромное клиническое значение, поскольку, используя такую теоретическую позицию, вы приходите к совершенно другому чувству, отношению, к тому, как вы наблюдаете за вашими пациентами. И, во-вторых, он будет незаметно, но значительно менять реакцию аналитика на анализанта. Это будет оттенок тона его голоса, это будет оттенок его общего мировоззрения. Он не будет рассматривать маструбирующего ребенка как дурного, который потакает себе в запрещенных удовольствиях, он будет думать о ребенке по-другому: почему ребенок стал настолько подавленным, что он мастурбирует, вот в чем вопрос. Очень разные точки зрения. Это не означает, что это тот случай, когда чрезмерная самоуверенность и чрезмерная требовательность должны быть противопоставлены ограничениям сеттинга. Такие ограничения должны учитывать развивающиеся способности ребенка. Если устанавливаются ограничения, если регрессивное потворство влечениям удается обуздать, то самость ребенка будет укрепляться. Это заброшенный ребенок, оставленный с пальцем во рту или в анусе или делающий все, что угодно другое; это поверхностный, изолированный родитель, который игнорирует депрессию ребенка и его обращение к зональному удовольствию; чуткий родитель отреагирует на озабоченность ребенка его эрогенными зонами, и предложит ему переживания большей сложности, переживания, которые активируют всю самость ребенка.
Но как я уже говорил, насколько важно, как я считаю, что эти изменения мировоззрения полностью в духе психоаналитической традиции. Смещение, которое я защищаю, не выбрасывает что-то, а добавляет. Оно не отменяет важной, и все еще ценной пояснительной концептуализации оригинальной, сравнительно несложной теории, классической теории либидо. Эти формулировки были первыми большими шагами в новой науке, и даже если мы признаем сейчас, когда они не могут проявить себя с лучшей стороны для всех явлений, которые мы наблюдаем, они должны быть признаны необходимой основой нашей постоянно развивающейся науки, ступеньками, которые ведут к современной концептуализации. Но в какой момент мы оставляем прошлые теории позади? Или, более конкретно, находимся ли мы до сих пор в старых рамках либидо, когда мы говорим о фазе психического развития, в котором самость формируется, в котором самость существует? Мой ответ: нет, я так не думаю. Проблема, с которой мы здесь имеем дело, гораздо более сложная, чем что-либо из того , чем я пытался заниматься до сих пор — хотя в каком-то смысле это также очень просто. То, что я утверждаю, на основе эмпирического наблюдения — и я подчеркиваю, что, поскольку мы находимся в опасности попасть в плохую компанию здесь, и я хочу подчеркнуть, что это не просто идеалистическая концепция, а что-то, что можно наблюдать, и что может с пользой применяться в клинической ситуации — то, что я утверждаю, что как только базовая самость была создана в ранней жизни, когда основные стремления заложены, как только основные идеализированные цели оформились, и как только ребенок понял, что есть определенные таланты и навыки, характерные для него, которые ведут от его стремлений к целям, то что-то новое было введено в глубинную психологию. Задача психоанализа уже не только восстановление психического аппарата, когда он в беспорядке и нуждается в перепрограммировании и перенаправлении. Длительный процесс психотерапевтического психоанализа уже не проводится только с одной простой целью — помочь психическому аппарату пациента быть состоянии бесперебойно и эффективно работать, путем нормального психического аппарата предполагается запустить, то есть, в частности, сделать его способным использовать энергию либидо и деструктивно-инстинктивную энергию для социально приемлемых, адаптивных целей с помощью хорошо функционирующих механизмов, которые усмиряют, отвлекают, нейтрализуют, и сублимируют либидо. Нет, раз мы имеем дело с формированием самости, мы переходим в область, которая находится за пределами объяснительной способности теории либидо. Как только у нас появляется сформированная самость, это больше не психический аппарат, механизм, а элемент, который хочет идти своим путем, хочет выразить себя, хочет достичь очень конкретных, индивидуально определенных целей.
Это мое впечатление — и я попытался сформулировать это впечатление определенным образом — что, как только самость формируется, мы должны смотреть на это с двух различных точек зрения. С одной стороны мы должны рассматривать самость, как простую структуру — как содержание психики, интроспективно наблюдаемое в себе и эмпатически осознаваемое в других людях. Даже если мы рассматриваем самость просто как содержание психического аппарата, когда мы смотрим на нее таким образом, мы также признаем, что она выступает в каком-то смысле формирующим фактором. Допустим, что человек подвергается воздействию особых внутренних или внешних стимулов, скажем, например, сексуального желания. Даже если мы ограничим наше представление самости, рассматривая ее лишь как одно из содержаний психического аппарата, мы не будем смотреть на сексуальное желание только в терминах влечения, которое должно найти выход или должно быть сублимировано. Как я попытался показать вам ранее в связи с анальным влечением, мы представляем себе его как интегрированную часть полной самости. Сексуальное влечение становится, даже в этой ограниченной концепции, связанным с тем, что человек думает о себе — понятие влечения расширяется до того понятия, когда человек ощущает себя как сексуальное существо с сексуальным желанием. И поскольку это так, самость, даже как содержание психического аппарата, является важным формирующим центром — она вписывается в психологический мир, который в целом контролируется законами принципа удовольствия и реальности, которые являются одним и тем же. (Это ясно для вас, не так ли? Я не должен вдаваться в подробности, не так ли? Принцип реальности и принцип удовольствия составляют единое целое. Это, в сущности, одно и то же.) Мы чувствуем, и мы реагируем под формирующим влиянием самости упорядоченно и нехаотично. Понятие самости является важным концептуальным средством в оценке человека, который стремится к удовольствию, который приспосабливается к миру, в котором стремящийся к удовольствию человек избегает боли.
Мы достигли здесь важного момента, а именно момента, где понятие индивида как психического аппарата, даже понятие индивида как психического аппарата, который содержит самость, становится неудовлетворительным. Это объясняет, почему человек ищет более или менее сублимированное удовольствие в различных телесных зонах — человек гоняющийся за сексом или наслаждающийся сублимированным удовольствием анальности в живописи, или что-либо еще. Человек заинтересованный именно в таком, в принципе вполне предсказуем, по крайней мере, в долгосрочном периоде, в рамках теории либидо и принципа удовольствия-реальности. Человек будет стремиться к тому, что реалистично и приятно. Он будет предсказуемо избегать то, что реально больно. Его действия будут определяться принципом удовольствия и реальности, результатом будет то, что он на самом деле хочет обнаружиться в этом балансе удовольствия и боли. И традиционный психоанализ нацелен на оказание помощи человеку в достижении этой цели. Но, и это важный момент, который я упоминал ранее, все это справедливо только до тех пор, пока самость понимается как структура, в рамках психического аппарата, пока она рассматривается как структура. Но эта концептуализация идет вразрез с эмпирическими наблюдениями, я серьезно: мы можем, с помощью интроспекции и эмпатии, констатировать тот факт, что самость существует, что самость приходит к существованию в определенный момент времени, и что она имеет определенный шаблон, конкретную программу. Позвольте мне объяснить далее. Несколько лет назад, в еще не опубликованной незаконченной работе, я сравнил в основном запрограммированную самость, стремления ядерной самости, со сжатой пружиной, которая должна разжаться, с заводом часов, который должен закончиться. Другими словами, как только упорядоченная самость сформировалась, что-то в человеке урегулируется, что характеризует его глубоко более стойким и решительным, чем все варианты его характера, которые объясняются различной сублимацией и защитами, относительно конкретных влечений, которые имеют то или иное преобладание у человека. А теперь вторая точка зрения, которую я обещал вам ранее. Это не философия, это не абстракция, и не сомнительные размышления, это появилось в результате наблюдения за людьми и долгих и упорных размышлений о том, что же с ними происходит. Таким образом, вторая точка зрения состоит в том, что как только это основное программирование произошло в человеке — он не может (и это часто случается) выразить словами, что это такое, хотя иногда он может более или менее научиться выражать это словами в анализе — он ориентируется на то, что он чувствует на самом деле. Это «я», это «истинное Я», которое хочет выразить себя, не имеет выбора относительно основных паттернов и целей. И это основное стремление, это специфическое, индивидуальное стремление, на мой взгляд, находится по ту сторону принципа удовольствия. То, что человек стремится выразить паттерны самости — не удовольствие. Ему может удастся попутно получить какое-то либидинальное удовольствие, но это будет случайным. Отдельные паттерны самости обеспечивают опыт, который отличается от удовольствия, даже от самых сублимированных форм удовольствия. Я буду использовать для этого слово, хотя я знаю, что это слово, которое вызовет подозрения у ученых: слово «радость». Я использую его для создания контраста, чтобы провести различие с «удовольствием» — радость самореализации по сравнению с удовольствием даже наиболее сублимированных основных чувственных желаний. Как только самость сформировалась, она больше не является стимулирующей для любой из эрогенных зон, что, возможно, сыграло роль в определении формы тех или других ее составляющих. Это не связано со стимулированием нервных окончаний. Но даже самые сложные приятные переживания могут — и этот установленный факт является огромным успехом гениального Фрейда и работы других авторов по психологии влечений — даже самые сложные удовольствия нашей жизни могут в конечном счете быть взаимообратно связаны, со всей должной осторожностью, с базисным опытом, таким как анальная, оральная или фаллическая сексуальность. Без сомнения, многие нарциссические стремления людей уходят корнями в зоны раннего удовольствия. Но есть основной сегмент в человеческой личности — специфический градиент напряженности между определенными основными амбициями, определенными талантами и навыками, и определенными идеализированными целями — который мы знаем как самость, основной сегмент личности, который если однажды был запрограммирован, не может быть никем повторно запрограммирован. Можно сказать, что есть детерминированные предпосылки, касающиеся формирования самости Можно описать, как она формируется, можно сказать, что есть определенные способности, с которыми рождается человек, в том числе, возможно, с преобладанием областей. Можно сказать, что существует взаимодействия между врожденными способностями, между матерью и отцом и братьями и сестрами и их специфическим одобрением и неодобрением по отношению к врожденному багажу, который ребенок представляет миру, и так далее и так далее. И все это правда. Тем не менее, как только все эти взаимодействия произошли, через определенное время что-то еще происходит. Я буду использовать механистические аналогии. Происходит фиксация на чем-либо. С этого момента у человека есть центр, ядро - то, что я называю ядерной самостью. И с этого времени у ядерной самости могут возникнуть трудности с самовыражением, и она может быть только частично сформирована, хотя ясно, как она должна быть полностью сформирована, но она еще главным образом не достигла выразимого доминирующего влияния на цели и поведение человека. И на мой взгляд, именно это, именно эти возможные цели, как только формируются — находятся по ту сторону принципа удовольствия. Это необходимо, чтобы пережить конкретный период и прийти к определенному результату, достичь такого результата не мазохистически, потому что самость хочет умереть, и не потому, что цель — утрата способности к дифференцировке. Цель состоит в том, чтобы пережить, что наиболее центрально признано как чье-то специфическое стремление, чьи-то специфические идеалы и пути и средства их выражения. Я не сомневаюсь, что в данный конкретный момент я могу сказать только очень грубо определяемые вещи об этой ядерной самости и кривой ее разворачивания. Я убежден, однако, что одновременно рассматривая человека, как животное, ищущее удовольствие, я называю его Человек Виновный, я думаю, есть еще один аспект человека, ищущего не удовольствие, а самовыражение , и я называю этот аспект человека — Человек Трагический. Я называю их оба в негативном ключе, учитывая тот бесспорный факт, что неудачи человека затмевают его успехи. Мы, как правило, не в состоянии следовать удовольствиям наших чувств без разрушающих конфликтов — Виновный человек, и мы, как правило, не в состоянии прожить собственную центральную программу без разрушения или распада на части в процессе — Трагический человек. Я не буду защищаться, если вы засмеете эти термины как высокопарные фразы. Реальная проблема заключается не в названиях — они всегда имеют большие недостатки. Правда, преимущество в назывании вещей в том, что имя идеально сравнительно легко фиксируется в уме. Но недостатком является упрощение, что название сразу же вдохновляет и, что действительно может привести к уничтожению оригинальной идеи.
Мы прошли долгий путь сегодня от того, где мы начали о понятиях нарциссических нарушений личности и как они вписываются в рамки теории либидо. Наше время истекло, но у нас будет, о чем поговорить в следующий раз.