Сам термин «семейные мифы» был предложен для обозначения защитных механизмов, работа которых направлена на поддержание единства и сплоченности семьи. Можно сказать, что семейный миф — это способ описания семейной идентичности, некая формообразующая и объединяющая всех членов семьи идея, или образ, или история.

Зачастую цель семейного мифа — скрыть или представить в ином свете неудовлетворенные потребности членов семьи, происходящие между ними конфликты, неоправдывающиеся ожидания и ложные иллюзии, а также согласовать некие идеализированные представления друг о друге.

Например, если доминирующим эмоциональным фоном семьи является переживание отсутствия чувства безопасности и базового доверия к миру, что вступает в противоречие внутренней концепцией, приписывающей открытость, доверие, доброжелательность, то механизм проекции приведет к формированию враждебного отношения к социальному окружению, к сплочению семьи на основе единства намерений противостоять внешней агрессии — и образуется так называемая «семья-крепость». Вытеснение представляет собой подавление одним из супругов своих отвергаемых личностных качеств в сочетании с культивированием их в партнере. Например, жена, осуждающая и подавляющая в себе агрессивность, недоброжелательность в отношении мужа, провоцирует его на агрессивное поведение в ситуации конфликта, в результате чего рождается семейный миф об идеальной терпимой жене — «мученице, несущей свой крест» и муже-злодее.

Семейные мифы — это своего рода гомеостатический механизм, их цель заклю­чается в поддержании «устойчивого состояния». Семейные нарушения — это часто следствия существу­ющих мифов, которые удерживают жизнь семьи в определенных границах.

Семейный миф может иметь четкую связь с культуральными мифами, та­кими как идеализированные представления о браке и семейной жиз­ни, преподносимые по телевидению, в фильмах и литературе. Например:

  • счастливые супруги не спорят;
  • большинство людей находят удов­летворение всех своих потребностей внутри семьи;
  • в благополучных браках супруги всегда все рассказывают друг
    другу;

Также немаловажную роль могут играть семейные мифы, которые передаются из поколения в поколение, например:

  • мы – дружная семья;
  • женщины в нашей семье немножко сумасшедшие;
  • мы – герои
  • в нашей семье все много работают

И многие другие. Также мы знаем множество семейных мифов «о волшебной силе любви» и мифы «о вечной любви».

Чтобы более полно проиллюстрировать, как семейный миф может влиять на психическую динамику, рассмотрим пример Сельвини Палаццоли из книги «Парадокс и контрпарадокс».

Речь пойдет о мифе «Один за всех и все за од­ного». История семьи Казанти начинается в первые годы прошлого столетия, на большой уединенной ферме в одном из экономически отсталых районов центральной Италии. Семья: муж, жена и 5 сыновей. Все работали на ферме, это был тяжелый физический труд. Со временем первые четверо братьев были уже женаты какое-то время и привыкли к семейной жизни, когда Сиро, млад­ший сын, вернулся с войны. Он отсутствовал несколько лет, с 1940 по 1945, воевал и повидал много такого, что обита­телям фермы и не снилось. После демо­билизации из армии он вернулся на ферму и почувствовал себя там подавленно и отчужденно. В отличие от своих братьев, которые женились на местных девушках, Сиро выбрал себе в жены Пию, с которой он познако­мился во Флоренции, когда служил в армии. Отец Сиро после многих колебаний и сомнений насчет «городской девчонки» в конце концов приняли ее. Они поняли, что она серьезная девушка, будет много трудиться и никогда не станет жаловаться.

Но времена изменились. В семье росла напряженность. Невестки, привыкшие к положению рабынь и служанок в семье, были потрясены, увидев эле­гантных женщин, которые курили и даже водили машины. Они начали роптать на свои ограничения, а самые отважные даже пытались уговорить мужей покинуть ферму. Но, видя опасность, пятеро сыновей объединились с родителями, образовав молчаливую коалицию. Они должны были держать в подчинении своих женщин. Не могло быть никакой речи о жалобах, выраже­нии неудовлетворенности или о зависти. Всем должно было быть ясно, что в распределении работ и расходов нет никакой несправедливости: все делалось с соблюде­нием полного равенства. В отношении детей точно так же не допускались сравнения или оценки, соперничество было немыслимо, дети одного были детьми всех.

Так родился семейный миф «Один за всех и все за од­ного», в который верили все их знакомые. Пиа, жена Сиро, сыграла немалую роль в сотворении мифа. Пиа была мудрой, всегда готовой помочь, беспристрастной матерью всех детей клана. С собственными детьми ей не повезло: она родила двух дочерей, а в семье ценились сыновья. Она обращалась с ними так же, как с их племянниками и племянницами, не выказывая никаких предпочтений.

На этом этапе мы обнаруживаем устойчивый семейный миф. В отсутствие альтернатив, информации и конфронтации не было и конфликтов. Но когда второе поколение — Сиро и его братья, — выросло, то стало ощущаться разрушительное напряжение. Труд фермера-арендатора считался теперь унизи­тельным и подневольным. Чтобы оставаться вместе, они должны были создать миф — продукт коллективного творчества, стойкость которого позволит группе устоять против любых разрушающих воздействий.

Этот миф, подобно всем другим, накладывает на своих приверженцев опреде­ленные ограничения, которые в конце концов приводят к грубым искажениям реальности. Вследствие этого миф меняет перцептивный контекст семейного поведения, давая готовые объяснения правил, управляющих отноше­ниями внутри семьи. Более того, содержание мифа отра­жает отчуждение группы от реальности, отчуждение, которое мы, таким образом, можем назвать патологи­ческим. Но для детей, рожденных в этой группе, миф, поскольку он существует, есть часть реальности, в которой они живут и которая их формирует.

Миф Казанти, донесенный до третьего поколения и обретший к тому времени получил полную законченность. К концу 1960-х вследствие кри­зиса, охватившего фермеров-арендаторов, пятеро братьев решили переселиться в город. Они основали строительную фирму, которая тут же начала приносить доход. И вновь миф восторжествовал: все они вселились в один дом. У них были отдельные квартиры, но двери всегда были открыты для всех членов клана, и они могли навещать друг друга в любое время и без предупреждения.

По мере того как подрастало третье поколение, ситуа­ция осложнялась. Миф должен был приобрести большую ригидность, поскольку ожидания членов группы измени­лись и разрушительные тенденции усилились. Мелкобур­жуазное общество, в которое попали Казанти, отличалось конфронтациями и соперничеством. Детей сравнивали по их успехам в школе, по их физическим качествам, по их дружеским контактам и популярности. Новости и слухи перелетали от дверей к дверям; окна превраща­лись в наблюдательные посты.

Миф Казанти предельно кристаллизовался. Даже дво­юродные Казанти были истинные братья и сестры, они раз­деляли радости и огорчения друг друга. Вместе они пережи­вали неудачу одного, вместе радовались удаче другого. Непреложное, хотя и ни разу не провозглашенное правило запрещало им не только реплики, но и любые жесты, кото­рые можно было бы истолковать как ревность, зависть или соперничество.

Когда Сиро вместе с кланом переехал в город, его до­черям было пятнадцать и восемь лет. Старшую звали Зита. Нора, вторая дочь Сиро, была еще маленькой девочкой. Она проводила время с двоюродной сестрой Лючианой, с которой они к то­му же учились в одном классе. Нора была ближе к Лючиане, чем к родной сестре. Худенькая и невзрачная, Лючиана отличалась живостью ума и честолюбием и всегда была первой ученицей в классе. Нора же не проявляла интереса к школьным занятиям и не завидовала успехам кузины.

В тринадцать лет с Норой произошла поразитель­ная метаморфоза. Прежде лишь хорошенький ребенок, она вдруг превратилась в необычайно красивую девушку. Ее вместе с Лючианой и другими кузинами и подругами заставляли выезжать на пикники и ходить на танцы по вос­кресеньям. Почти каждый раз она возвращалась подав­ленная, но не могла объяснить почему.

В школе ее дела пошли плохо. Даже когда она учила урок, она не могла ответить на вопросы. Вскоре после своего четырнадцатилетия она внезапно перестала есть. Всего за несколько месяцев она превратилась в скелет и должна была оставить школу.

На момент начала терапии отцу, Сиро, было 50, матери, Пиа, 43 года. Зита, которой было почти 22. Пятнадцатилетняя Нора была ужасающе худа и весила 33 кг при росте 175 см. Ее поведение было пси­хотическим. Совершенно отрешенная от всего происходив­шего на сеансе, она лишь стонала, то и дело повторяя стереотипную фразу: «Вы должны сделать так, чтобы я на­брала вес без еды». Она проводила в постели целые месяцы, вставая с нее лишь для того, чтобы предать­ся обжорству, за которым неизбежно следовали приступы рвоты, оставлявшие ее в полном изнеможении.

Нора совершила попытку самоубийства и находилась в реанимационной палате местной боль­ницы. Ее нашли на полу ванной комнаты в коме, вызван­ной алкоголем и барбитуратами. Это произошло в вос­кресенье после того, как она вернулась в подавленном настроении с дискотеки, где была также ее кузина Лючиана. Нора воспользовалась тем, что находилась одна в квартире, и сделала трагический шаг.

Сестра Норы Зита сделала важное признание. Возмож­но, что в драме Норы значительную роль играла Лючиана. Летом Нора призналась сестре, что кузина преследует ее не один год. Она рассказала, что боится оставаться с Лючианой, что чувствует себя беспокойно и тревожно в ее при­сутствии, хотя сама не знает почему. Но в заключение Зита обесценила как чувства Норы, так и собственную информа­цию, добавив: «Может быть, это все Норе только кажется».

Нора ничего не сказала на это, зато родители высту­пили в защиту Лючианы. Она настоящая сестра для Норы, любящая и заботливая. И, честно говоря, их неприятно поражает бесчувственность Норы, ее нежелание прини­мать настойчивые и теплые приглашения Лючианы.

Поскольку Нора и сама была участницей мифа, она в конце концов усомнилась в реальности собственных впечатлений. Как могло ей прийти в голову, что тетя Эмма и Лючиана не любят ее? Наверное, Лючиана кажется ей притворщицей, завистливой и злобной, только потому, что она, Нора, сама такова.

Здесь мы очень наглядно можем видеть какую роль сыграл семейный миф. Идентифицированным пациентом в этой большой семейной системе была, как мы видим, Нора, младшая дочь младшего брата, и у нее была нервная анорексия. Можно предположить, что с одной стороны все постоянно говорят, какие они все хорошие родственники и как они все дружно живут, и в то же время то, что происходило между двумя кузинами содержательно семейным мифом не описывалось. Кузина пациентки совершала разные недружественные поступки в отношении своей кузины: подкалывала ее, посмеивалась, вела себя неприятным для нее образом. Надо отметить, что внутри семьи все происходящее объяснялось любовью и дружбой. Нора осмысляла все, что происходит между ней и сестрой, в терминах любви и дружбы, и семейного мифа «один за всех и все за одного». Однако чувства ее противоречили этому осмыслению: она не чувствовала любви к человеку, которого должна вроде бы любить, ей было очень нехорошо с ней. Она была внутри этого мифа и точно знала, что все они — дружная семья, они стоят друг за друга горой, а она не могла встроиться в этот миф, что отразилось в симптоматике.