Эта лекция была прочитана Хайнцем Кохутом 22 ноября 1974 года для студентов Чикагского университета психоанализа. В данной лекции Кохут рассказывает об интроспекции и эмпатии как методе и процессе, а не «технике». Он говорит, что несовершенство в методе неизбежно, и стремление к усовершенствованию – лучшее, что мы можем сделать. Кохут обращается к своим ранним статьям, и подчеркивает, что аналитик является эмпатийным, и что эта когнитивная деятельность определяет анализ. Он показал, что нет другого способа аналитического наблюдения, кроме эмпатии, что нет никакого другого способа узнать психологические данные, кроме как через интроспекцию и эмпатию.
Также в этой лекции Кохут рассматривает и противопоставляет влечение и самость. С точки зрения Х. Кохута, сдвиг акцентов о первичности самости имеет огромное клиническое значение. Он защищает свою теорию, считая ее полностью в духе психоаналитической традиции. Кохут считает, что смещение акцентов, которое он предложил, ничего не выбрасывает из предыдущей классической теории психоанализа, предложенной З. Фрейдом, а только ее дополняет. Говоря о самости, Кохут задается вопросом, остается ли он в рамках теории либидо. Он развивает эту тему, говоря, что он только уточняет некоторые моменты, детализирует, и что его теория полностью совместима с классическим пониманием теории либидо.
Перевод с английского Евграшина М.В.
Кохут: Хорошо, давайте начнем. Остались ли какие-то вопросы, касающиеся наших прошлых встреч? Да, д-р Л.
Кандидат: Мне хотелось бы узнать о разнице между стыдом и виной, а также получить исчерпывающую информацию о либидо и нарциссических аспектах по этому вопросу. У меня также есть несколько вопросов о мазохизме. Я надеялся, что кое-что из этого будет обсуждаться.
Кохут: Да, хорошо. У кого-нибудь еще есть темы для обсуждения?
Кандидат: Мне было бы интересно узнать о вашем использовании термина перенос. У меня сложилось впечатление, что он в значительной степени был ограничен аналитической ситуацией и что он не может быть введен в любую другую область. Тем не менее, вы, кажется, используете его в более широком смысле. Вы выводите его из психоаналитического контекста.
Кохут: Хорошо. Кто-то еще хочет добавить другие предложения по темам? Они не должны быть ограничены спецификой моих интересов — Я не так уж и ограничен в моих интересах. Да, мои статьи и книги были посвящены одному направлению в последние годы, но это не значит, что меня не интересует ничто другое. Так что я не думаю, что вам нужно ограничивать себя.
Кандидат: Еще одна область, о которой, может быть, важно поговорить — это психология самости и некоторое представление о характере процесса интернализации.
Кохут: Я не совсем понял, что вы сказали перед тем, как сказать характер процесса интернализации. Вы имели в виду что-то конкретное?
Кандидат: Да, с точки зрения предыдущих тем психологии самости мне бы хотелось уточнить концепцию развития самости.
Кохут: О, я понял. Хорошо. Что-нибудь еще? Мы собираем темы. Есть что-нибудь конкретное, что вы думаете, было бы полезно услышать? Не обязательно прямо сейчас, может в будущем?
Кандидат: Я надеюсь, что мы вернемся к тому, на чем остановились в конце первой лекции, когда вы начали говорить о соподчиненной позиции психологии самости.
Кандидат: Я хотел бы услышать больше о том, как концептуально можно интегрировать теории развития либидо и объектных отношений в нарциссические расстройства так, как вы делали в прошлый раз с механизмом паранойи. Мне показалось интересным, как ваше толкование паранойи соотносится с толкованием Фрейда, и как оно может быть интегрировано, чтобы улучшить наше понимание развития синдрома.
Кохут: Вы задали мне немало работы. Хорошо, чтобы ответить на все вопросы по всем темам, которые вы предложили, может и года не хватить. Но мне кажется, что некоторые вопросы взаимосвязаны, по крайней мере если рассматривать их более широком смысле. Давайте возьмем последний вопрос первым, так как я думаю, что с ним связаны и некоторые другие вопросы. Как представление о нарциссических нарушениях, касающееся дефектов самости, вписывается в рамки теории либидо. Как только идет речь о нарциссизме, само использование этого термина приводит к теории либидо. Что бы мы ни говорили о проблемах нарциссических нарушений личности в терминах нарциссизма, несмотря на введение определенных уточнений, и некоторых изменений, и даже значительных изменений — мы по-прежнему остаемся в рамках теории либидо. Конечно, вы оказываетесь в затруднительной ситуации, когда начинаете говорить о теории либидо. Прежде всего, вы должны спросить себя, что вы на самом деле знаете о либидо. Невозможно, прослушав курс психоанализа в течение одного-двух лет, не признавать на какой зыбкой почве мы находимся, когда даем определения некоторым основным понятиям психоанализа. Что такое либидо? Понятно, что с одной стороны можно дать слишком конкретное определение, с другой стороны можно стать на скользкий путь, когда остается мало пользы от определения. Обозначает ли это понятие что-то биологическое, как я думаю, Фрейд и был склонен постулировать? Говорим ли мы о либидо только потому, что некоторые соматические проявления, в основе которых лежит либидо, до сих пор не найдены или еще не были химически изолированы, но которые надеемся когда-нибудь найти? И будет ли психологический подход в будущем заменен биохимией или какой-либо другой наукой, которая имеет отношение к биохимии? С другой стороны, есть те, кто говорит об основных понятиях психоанализа на таком абстрактном уровне, что эти понятия не более чем систематизация принципов или способов мышления, способов обсуждения случайного поведения, и затем понятия становятся настолько скользкими, что кажется, что они ускользают от нас. Среди большого количества этих проблем я всегда чувствовал, что мы должны держаться за соблюдение нашей деятельности, держаться за описание того, что мы действительно делаем. Мы должны сосредоточить наше внимание на материале, который мы действительно наблюдаем, и мы должны брать не только ту часть нашей теории, которая более или менее близка к наблюдаемым данным, но также и ту часть, которая находится довольно далеко от того, что мы можем непосредственно обнаружить, и еще более высокий уровень абстракции и обобщения фактических данных, с которыми мы имеем дело. И, как вы знаете, я давно высказал убеждение, что фактические данные, с которыми мы имеем дело, являются психологическими данными, психологически воспринимаемыми данными. Мы не воспринимаем биохимические данные. Наши данные не могут перейти на новый уровень, мы должны иметь с ними дело в том виде, в котором мы их воспринимаем, даже если наши представления далеки от наших наблюдений. Как вы помните, я давно понял, что метод наблюдения, основанный на интроспекции и эмпатии, который мы имеем в нашем распоряжении, находится в самом центре теории глубинной психологии, что и определяет сам характер психоаналитической теории. Моя старая статья по интроспекции и эмпатии — в большей степени непонятая работа, хотя на самом деле в ней нет ничего, насколько я могу видеть, что не поддается пониманию. Мне кажется, некоторые читатели всегда считают, что в этой статье я призываю аналитиков быть эмпатийными, или что я рекомендую, чтобы они были интроспективными. Другими словами, некоторые люди считают, что эта работа касалась вопросов, связанных с техникой, или, что она рекомендует определенный вид поведения аналитика и аналитического исследователя. Это не так. То, что я хотел сказать, что в аналитической работе интроспекция и эмпатия играют важную роль, что анализ без интроспекции и эмпатии немыслим. Это не был совет терапевтической позиции. Не было так, как будто я сказал, что аналитик должен быть эмпатийным — Я сказал, что он является эмпатийным, и что эта когнитивная деятельность определяет анализ. Я говорил, что нет другого способа аналитического наблюдения, кроме эмпатии, что нет никакого другого способа узнать психологические данные, кроме как через интроспекцию и эмпатию.
Единственное, что я теперь добавлю к этим простым базовым моментам, которые я сделал почти двадцать лет назад, это то, что я, возможно, стал еще более твердо уверен в теоретических умозаключениях на предмет того, что основная деятельность, которую аналитики выполняют — это эмпатическое наблюдение. С тех пор как мы имеем дело с данными об интроспекции и эмпатии, с тех пор как мы имеем дело с данными, которые мы наблюдаем этими средствами, или на основании такого рода отношений, я представляю мои данные в соответствии с тем, что они лежат в контексте интроспекции или эмпатического восприятия мира. Когда я, например, говорю о нарциссизме, или наоборот, когда я говорю о объектных отношениях, будь то объект любви или объект ненависти, речь идет не о физическом или воображаемом отсутствии другого человека или других людей, в первую очередь, или присутствии другого человека или других людей, во вторую очередь. Речь идет о том, воспринимается ли другой как часть себя или как отдельный от себя. Другими словами, основной вопрос моего различия между нарциссизмом и объектной любовью не в различии между нарциссизмом и объектными отношениями. Вопрос объектных отношений — иллюзорен по той простой причине, что наиболее важные нарциссические переживания имеют отношение к другим людям. Это важный вопрос, однако, если кто-то спрашивает, имеет ли он отношение к этому, потому что он является источником или ресурсом самооценки, потому что он тот образ величия, с которым он хочет слиться, частью которого он хочет стать или, с другой стороны, любит ли (или ненавидит) он отдельный объект. Это правда, что даже вначале другое лицо вовлечено, поскольку социальная реальность все еще оказывает влияние, так как внутренний интроспективный опыт играет немаловажную роль, мы имеем дело с самостью. Именно поэтому я ввел термин объекты самости, чтобы главным образом это прояснить. Теперь, так как мы используем концептуальную основу нарциссизма, и применяя ее к наблюдаемому явлению, мы все еще остаемся в рамках теории либидо. Как я уже сказал, это может быть теория либидо, которая с моей точки зрения приобрела детальность. Это теория либидо с одной стороны четко основывается на данных эмпирического исследования инструментами интроспекции и эмпатии, и в то же время эта теория не имеет ничего общего с любым биохимическим эквивалентом понятия либидо. В будущем, может быть, станет возможным установить биохимические эквиваленты интроспективного опыта, который в настоящее время можно выразить только в психологических терминах (например, в терминах теории либидо), но в настоящее время мы должны признать, что то, что мы наблюдаем — это определенный интроспективный и эмпатический катексис психических представлений, и что мы обобщаем некоторые их аспекты, говоря о либидо, агрессии, влечениях. Мы можем признать, что у нас есть влечение, и что оно может быть сильнее или слабее, мы можем признать, что это влечение имеет определенное направление, и мы можем описать его, и мы сопоставляем влечение и определенные процессы во внешнем мире. Мы говорим об энергетических процессах во внешнем мире, когда есть движение, когда за ними стоит какое-то давление, когда работа должна быть сделана, когда мы видим процессы, разворачивающиеся в определенном направлении, в определенном порядке. И метафорически мы сопоставляем интроспективно катектированные представления и, путем абстрагирования дальше, говорим о психической энергии. Но мы имеем дело с психологическим миром, с интроспективно и эмпатически катектированным миром, и абстракции — это кодовые слова для этого психологического мира. Другими