Работа над переводом книги «Ненависть любви. Логика перверсивных парных отношений» M. Hurni и G. Stoll. Раздел 1. «Перверсивные отношения». Глава 2. «Наблюдение за перверсивными парными отношениями». Часть 2. «Перверсивная коммуникация в паре»
Перевод носит чисто ознакомительный характер.
Перевод Евграшина М. В.
2. Перверсивная коммуникация в паре
Прежде всего мы будем изучать факторы, в некотором роде «внешние», в связи с перверсией в паре. Затем мы затронем внутреннюю динамику перверсивного обмена.
Голос, интонация, произношение
Мы обратили внимание на особенный голос у большого количества наших пациентов: то металлический, то глухой, то как трещотка, голос, который заставляет собеседника чувствовать себя неловко. Этот неприятный эффект, практически показная манера говорения, которая влияет на слушателя, мог бы быть фактом отсутствия эмоциональной основы. Более того, терапевты неоднозначны по поводу мнения контрпереноса в новом элементе, вызывающем беспокойство, по-видимому неинтерпретируемом, который препятствует созданию эмпатических отношений. Еще отметим в этом смысле большое количество акцентов (иностранных или местных), преувеличенных до пародии. Они также безусловно инвестированы в ту же роль показного фетиша, который мы уже отмечали ранее. Некоторые пациенты показывали форму дизартрии, но еще раз, это было в основном способом выставить на показ расстройство артикуляции, которое беспокоило бы собеседника.
Эта особенность речи первертов занимала много времени до того, как проявить себя: часто это было просто непонятно. Мы постепенно поняли, что это никогда не было случайностью, что мы их плохо слышали и просили пациентов повторить их слова: речь шла о так называемой технике дестабилизации собеседника, который вынужден что-то просить. Althusser в своей автобиографии очень хорошо описывает эту перверсивную технику, которую использовал его отец с подчиненными:
«Мы едва понимали отца, поэтому очень часто уходили, не осмеливаясь попросить повторить его непонятную фразу. Мой отец «управлял» таким образом: он никогда не был тем, кто мог быть услышанным, возможно, чтобы его сотрудники, которые услышали или не услышали его, всегда должны были сделать так, как он сказал. Суровая школа управления людьми, которую Макиавелли не мог себе даже представить»
Если мы вернемся к коммуникации в парах, мы заметим другую характеристику: их использование «технического» и механического языка, чтобы описать проблемы, а также их любовный обмен, чтобы рассмотреть их отношения в общем. Пациент нам говорил дословно, что его новая пара, ему казалось, «имеет шансы на успех, технически говоря». Это могло бы быть приближение к «оператуарной речи психосоматика» по мнению Marty (Marty 1980, 1990). Мы вернёмся к деталям этого аспекта в нашем анализе сексуальных проблем.
Агрессивная сторона этого языка была тревожной из-за некоторых резких формулировок, неожиданных и несомненно преднамеренных внутри речи, которые могли быть показными: как заявил пациент об одной их общей подруге, которая жаловалась на свои супружеские отношения: «Она не должна жаловаться, в ее возрасте она ничего не стоит на рынке задниц»; другой о его сестре, которая собиралась найти своего друга во Франции, сказал: «чего только не сделаешь, ради 20 сантиметров колбаски»; или еще другой о своей дочери, которая недавно родилась: «это 3 килограмма мяса»; или еще о своей жене: «у тебя голова вместо задницы.» Как видим, это обычные выражения активного нападения на эмоциональные отношения, которые они унижают, и тела, которых они лишают жизнеспособности и ограничивают в их единственном конкретном аспекте.
В похожем смысле, пациентка, которая поехала посетить свою мать и которая нашла ее занимающейся домашними делами, была встречена словами: «Привет, я занята полировкой твоего наследства». Такими формулировками, которые отменяют любую вторичную разработку, перверт назначает себя на роль «реалиста», вовлекая в игру своего собеседника в позицию мечтателя-идеалиста. Точнее можно сказать, что это требование, которое парадоксальным образом направлено на то, чтобы заставить другого фантазировать, одновременно запрещая ему это делать.
Некоторые выражения привлекли наше внимание; речь идёт о формулировке намеков на садизм: «сыпать соль на рану», «закрутить гайки», «наброситься на еду». Иногда это было довольно грубым насилием, которое внезапно появлялось в обход в неожиданной, и в то же время безобидной, фразе: «У меня голова лопнула», «Это убивает меня». Наконец, обычное употребление, одновременно с неожиданным или даже неприличным, например, слово “дерьмо», изумляли нас.
В вариациях интонации существует сложно описываемый регистр, который перверт предлагает увидеть. Мы отметили тонкость некоторых модуляций. Например, сильное презрение, которое противоречит вероятно безобидному содержанию, даже примирительному или дружескому: «Но да, моя дорогая, вы вероятно правы» с этим типом интонации могла быть почти убийственной другая фраза «Большое спасибо за вашу заботу».
Этот тон может быть негармоничным (диссонирующим) другими способами: шутливый тон при серьезной теме, игривый тон в разговоре об ужасных болезнях; проникающий тон при высказывании банальностей и т.д. Все эти диссонансы (несоответствия), еще раз, рассчитывались, проигрывались столькими же дестабилизирующими маневрами и не являлись ими, или по крайней мере непрямо, [являя собой] психические защиты психотического типа. Этот процесс, который также им принадлежит в регистре манипуляции рамками, является порядком действий. Это становится еще более очевидным, когда уделяется внимание разворачиванию очень личных изменений, которые мы сейчас проанализируем.
Перверсивная речь
Столь же важно, как и использование жестоких слов, это употребление определенных выражений, которые указывают на манипулятивные отношения. Эта перверсивная речь принимает приблизительно следующую форму: “Кажется, она чересчур заставляет меня, чтобы я узнал что-то”, — рассказывал пациент о своей новой руководительнице. “Я буду таким, как другие бы этого хотели”, — сказал откровенно другой. Эмоции передаются по-другому: “Доктор сделал мне эту биопсию, потому что он боялся, что может быть рецидив”, — одна фраза, которая показывает, как пациент отказывается от принятия на себя ответственности (см. ниже “Теоретические изменения”). В другом случае интенциональность: “Со мной расстались”, говорил другой, который сразу же подал заявление об увольнении, после того как компания, в которой он работал, раскрыла его некоторые мошеннические махинации. Иногда эта манера говорить граничит с шантажом: “Она на меня не рассчитывает, так как боится, что со мной может что-то случиться”. В этой игре стратегической манипуляции для чувства вины нет места; о жене коллеги, которую он соблазнил, пациент сказал: ”Это ее дело, если ее супружеская связь не достаточно сильна, и если она меня привлекательным находит… тем более я должен был дать идти всему своим чередом”. Все это вопрос дозирования: “Она не оказала мне никакого сопротивления, когда я пошел напрямую”. Парадоксы здесь приветствуются: “Я хотел открыть дискуссию, когда я его спросил, что он думает”. Перверсия с первого момента при запросе на терапию: “Что хотите вы мне показать?”
Во всех этих оборотах речи заметно перверсивное движение, которое от одного к другому переносит аффекты и ними впоследствии манипулирует.
Нападение и отсутствие реакции.
В речи наших пациентов часто содержались шокирующие элементы, которые мы изначально относили к неловкости; немного самодовольное и подробное описание сексуальных отношений и удовольствия с бывшим партнером в присутствии настоящего. Часто эти сообщения, как о бывшем партнере, так и о настоящем, оставались настолько бесстрастными и нейтральными, что мы не сразу поняли садистическую ценность таких наблюдений. Мы думали скорее о бестактности или даже об ошибке с нашей стороны в проведении анамнеза. На самом деле это было нечто другое; речь шла о перверсивном использовании исследования анамнеза для вероломного травмирования другого. В общем, партнеры часто говорили друг с другом о